В интервью Forbes Юрий Желябовский рассказал о конфликте с партнерами и образовании многомиллиардных долгов
После выступления президента Владимира Путина в декабре 2011 года, в
ходе которого Юрий Желябовский был назван в числе «оборзевших энергетиков»,
замеченных в коррупционных схемах, экс-глава «Энергострима» уехал за границу и
ни разу не давал интервью. В октябрьском номере журнала Forbes вышла статья о
создании и
крахе «Энергострима»: «Афера на 60 млрд рублей: как рухнул крупнейший частный
продавец электроэнергии», после чего Юрий Желябовский согласился ответить
на вопросы Forbes через своего адвоката.
— На старте у «Энергострима» было три стороны учредителей: я, Валерий и
Андрей Шандаловы (отец и сын) и Владимир и Валерий Елисеевы (отец и сын). С
Андреем [Шандаловым] и Валерой [Елисеевым] мы вместе учились в МГИМО, к тому
моменту знали друг друга 15 лет и очень близко общались. Мы были равными
партнерами, но ни у кого не было пропорциональной доли: в некоторых сбытовых
компаниях у одних учредителей был контроль, в некоторых – небольшая доля. Все
было структурировано шиворот-навыворот, потому что я считал это временной
конструкцией: были планы по переходу на одну акцию. Елисеевы решили продать
свою долю из-за конфликта, случившегося летом 2010 года. Мы тогда покупали так
называемые «московские сбыты» – «Белгородэнергосбыт»,
«Смоленскэнергосбыт», «Тверьэнергосбыт» и «Курскрегионэнергосбыт» – и
Шандаловы обвинили Валерия Елисеева о том, что в ходе сделки тот договорился с
продавцами и 100 млн рублей положил к себе в карман. К тому времени
«Энергострим» уже выдал первый заем в 2 млрд рублей фирме «Стройэксперт»,
подконтрольной Шандаловым, и Андрей [Шандалов] заявил, что он не видит смысла
возвращать эти деньги в общую компанию, если они потом будут украдены
Елисеевым. Начались дрязги, Шандаловы с Елисеевыми заочно обвинили друг друга в
воровстве. Осенью 2010 года я встретился с Владимиром Елисеевым, который
сказал: как только такое происходит между партнерами, надо расходиться. И
предупредил, что сначала предложит свою долю нам, а если мы по цене не
договоримся, будет иметь моральное право продать ее на сторону. Я от имени
«Энергострима» провел сделку по выкупу, которая завершилась в апреле 2011 года.
В результате у нас с Шандаловыми оказалось по 50% «Энергострима».
— Как вы можете объяснить следующую схему: компании-акционеры
энергосбытовых фирм взяли у них же взаймы, а также у нескольких банков в целом
15,1 млрд рублей, после чего перепродали свои доли в «сбытах»-кредиторах
нескольким офшорам, якобы принадлежащим вам. Причем оплата сделок по договорам
продажи наступает в 2020 году и вряд ли сбудется.
— Неправильно смешивать все в одно. Просто в «Энергостриме» все было
структурировано как попало, так как компания быстро росла, зачастую фирмы
владели сами собой, и, для того чтобы аккумулировать 100% компании на одном
юридическом лице определенной юрисдикции, надо было упорядочить структуру
владения и перевести все акции во внешний контур. Внутрикорпоративные займы
действительно были, но все компании должны были влиться в единую структуру, а
должники – расплатиться своими активами. «Энергострим» действительно
принадлежал в основном различным офшорам. В силу проводящихся сейчас
следственных процедур я не хотел бы комментировать какие-то вопросы об офшорах,
но 80% того, что мне причисляется, – не мои компании.
— У вас есть какая-то подготовленная позиция для правоохранительных
органов?
— Этот вопрос я бы не хотел комментировать.
— Что послужило причиной вашего конфликта с
Шандаловыми?
— Зависть и деньги. Конфликт давно назревал. Может быть, они его изначально
задумали. Формально он, конечно, возник из-за первого займа, который был выдан
«Стройэксперту» и не вернулся в холдинг. После выхода Елисеевых из бизнеса я
снова сказал Шандаловым: возвращайте деньги. И у них начались отговорки: то
девочка, которая занималась финансовыми проводками, ушла в декрет, то
финансовый директор, у которого вся база займов была, умер, то налоговые
последствия надо просчитать. Это был долгий процесс, много обсуждений и встреч,
но у меня не было сомнений, что деньги вернут, поскольку существовали
официальные договоры на этот счет, в 80% компаний-заемщиков Шандаловы были
акционерами напрямую и больше половины займов предоставлялось под залог
активов. Как раз активами, в том числе из тех, что принадлежали их семейной
компании «Оптима», и предлагалось закрыть часть займов. Я был не против, но
процесс оценки активов тоже затягивался.
Дружба между нами закончилась в сентябре 2011 года. «Энергострим» владел
командой «Динамо-Брянск», она играла в Кубке России и в 1/8 финала встречалась
с «Зенитом». Мы устроили корпоративную поездку в Питер: понятно, что
положительный исход был маловероятен, но для команды, ее болельщиков и холдинга
это было событие. Андрей [Шандалов] тогда демонстративно не поехал.
Тогда же, осенью 2011 года, я запретил продлевать займы Шандаловым и решил
начать судиться, как только срок возврата окончится. В трех регионах – Туле,
Брянске и Смоленске – правоохранительными органами были возбуждены три
уголовных дела по факту невозврата займов и нанесения ущерба фирмами Шандаловых
сбытовым компаниям. Как оказалось, Шандаловы скрыли тогда от менеджмента
холдинга, что полиция еще раньше заинтересовалась их организациями, подозревая
в хищении средств, выданных им «Энергостримом» в качестве займов. Допрашивались
генеральные директора их фирм, проводились выемки документов.
В конце 2011 года разговоры между мной и Шандаловыми велись сквозь зубы. А
19 декабря было памятное выступление Владимира Путина на Саяно-Шушенской ГЭС,
где меня называли в числе людей, которые причиняют ущерб энергетике. Это был
джек-пот для Шандаловых. Политический удар такой силы по мне, конечно, развязал
им руки.
— Как вы считаете, кто может стоять за фактом появления вашей
фамилии в тех бумагах, что легли на стол к Путину?
— Это некое таинство. Понятно, что наибольшую выгоду от этого получили мои
бывшие партнеры, но кто бумагу занес, я однозначно сказать не могу, это многим
могло быть интересно. Холдинг рос, не всем это нравилось, так что можно строить
много теорий заговора.
— Правда, что незадолго до выступления Путина
покупкой «Энергострима» интересовалась
«Интер РАО»?
— Я про этот интерес узнал только
из вашей статьи. Это значит, Шандаловы вели переговоры
сепаратно. Об этом со мной не разговаривали, и в саму компанию запросов не
было. Был другой интересант на покупку, он появился позднее, в феврале 2012
года. Купить холдинг хотели структуры, близкие к «Роснефтегазу». То есть это не
было официальное предложение от «Роснефти», но фамилии людей, которые приходили
на переговоры, говорили сами за себя – аффилированность была однозначная. Когда
они предложили купить компанию, я, естественно, сразу же согласился.
Соглашаться было легко: после того как твое имя в таком контексте называет
президент, надо продавать бизнес, а дальше чем-то другим заниматься.
Шандаловы к продаже были настроены негативно. Называли стоимость 60 млрд
рублей. Я-то считал, что компания на тот момент стоит 10−15 млрд рублей, а они:
«Нет, 45−60 млрд». Я говорю: «Хорошо, давайте остановимся на 30 млрд, вы мне
мои 15 млрд выплачиваете, и я сразу ухожу». Но такой вариант не прошел, в итоге
мы провели due diligence и получили оценку в диапазоне 6−14 млрд рублей.
Шандаловы предложили цену продажи 12 млрд рублей, хотя покупатели в последний
момент пытались сбить ее на 20%. Я потратил два часа на убеждение, что надо
давать 12 млрд, потому что у Андрея Шандалова в тот момент были миллиарды в
голове и он не согласился бы даже на снижение на 1 рубль от названной им суммы.
В итоге в апреле 2012−го мы получили письмо с подтверждением нашей цифры. Но
компанию в итоге не продали, потому что мои партнеры перешли в режим молчания и
пропали. Позже объясняли это тем, что «продавать этому человеку нельзя». А
только свою долю я не мог продать, это не было никому интересно.
— Когда вы в последний раз виделись со своими бывшими партнерами,
пытались ли договориться?
— После несостоявшейся сделки мне удалось выловить старшего Шандалова только
2 июня в Германии. На той встрече я услышал, что должен отдать им все: «Это же
Россия, ты же понимаешь, это наше решение». Мы беседовали больше 2 часов, под
конец Валерий Шандалов согласился встретиться через неделю в Москве и обсудить
мирные пути выхода. По сути, у нас было соглашение, правда, не письменное, что
при любом разногласии мы делим компанию и расходимся. Такой вариант разделения
был даже подготовлен весной: я предложил взять половину компании, но с
максимальной долговой нагрузкой, поскольку был уверен, что они не найдут
менеджмент, способный управлять такой компанией. Потом эта тема
замылилась. Однако по возвращении в Москву Шандаловы тут же провели
собрание участников холдинга, каким-то образом подписав протокол по смене
генерального директора у номинальных акционеров ООО «Энергострим». Реального
собрания акционеров холдинга не проводилось. И написали заявление в
Генпрокуратуру. После чего все и завертелось.
— За что вы сейчас боретесь? Большинство компаний, принадлежавших
вам, лишены статуса участников рынка электроэнергии.
— Да, но у них есть кредиторы. И мне кажется, это моя святая обязанность –
добить Шанадаловых на тему возврата хоть каких-то денег. Неправильно, чтобы
просто так растворилось 27 млрд рублей, а именно это сейчас и происходит:
Шандаловы банкротят компании-должников. Самое абсурдное, что некоторые должники
ликвидированы с помощью налоговой. Например, ряд компаний были должны около 2
млрд рублей действующим сбытам, а налоговая №46 города Москвы просто
ликвидировала их. Одну ликвидацию – компании «Профэнергосбыт», которая должна
Белгородскому сбыту более 500 млн рублей, удалось оспорить. Но по четырем
остальным, которые также были ликвидированы, пока таких решений нет.
— Это несколько идеалистично – будучи в международном розыске, вести
какую-то борьбу со своими оппонентами и рассчитывать выиграть.
— Это вопрос принципа, а не вопрос логики. Шандаловы и их представители
неоднократно выходили на меня с предложениями о мировой: «Давай все забудем,
снимем с тебя и всех обвинения и закончим этот спор, только прекрати бороться».
Но я мириться не намерен, ведь «Энергострим» – это мое детище, которое я создал
с моей командой, и которое было намеренно разрушено, так же как жизни и карьеры
многих людей. Не говоря уже о созданных многомиллиардных долгах компаниям
энергетики.
— Рассчитываете ли вы вернуться в Россию?
— Я ищу справедливости в сложившихся условиях. Вернуться пока не
рассчитываю.