О том, как «Атомредметзолото», занимающее пятое место в мире по добыче
урана, войдет в тройку лидеров, рассказал «Ведомостям» Вадим Живов
Еще несколько лет назад о том, что такое ОАО «Атомредметзолото » (урановый
холдинг АРМЗ), знали лишь немногие. Теперь это одна из главных составляющих
«Росатома », второй по запасам в мире урановый холдинг, объединяющий активы на
трех континентах. Минувший кризисный 2009 год стал для «Атомредметзолота»
по–настоящему успешным: компания скупала активы за рубежом и даже стала
крупнейшим акционером канадской уранодобывающей Uranium One.
— Как работала при СССР урановая индустрия, что она представляет
собой сейчас?
— В советскую эпоху наша страна была крупнейшим производителем урана в мире.
После 1991 г. основная масса уранодобывающих предприятий оказалась за пределами
России. Единственный российский актив — Приаргунское производственное
горно–химическое объединение (ППГХО) — вошел в состав ТВЭЛа. Объем добычи
природного урана в России долгое время колебался в пределах 2500 т. в год
против 15 500 т. в СССР на пике добычи в 1986 г. Фактически объем добычи не
покрывал даже потребностей действовавших АЭС. Разница компенсировалась за счет
складских запасов и прочих вторичных источников. После начала преобразований в
атомной отрасли в 2007 г. ППГХО вместе со строящимися и проектируемыми
предприятиями вошло в состав АРМЗ. С этого момента нам удалось примерно в три
раза увеличить запасы и существенно нарастить добычу.
— Как менялись цены на уран? Ваш прогноз — какими они
будут?
— В начале 2000–х гг. на фоне заявлений о масштабных планах по строительству
АЭС спотовые цены на природный уран пошли вверх. На рынке появилось много
игравших на повышение непрофильных игроков, в первую очередь финансовых
инвесторов. В результате на пике летом 2007 г. они колебались возле уровня в
$130 за фунт закиси–окиси. После начала мирового финансового кризиса
непрофильные инвесторы стали уходить с рынка, в результате чего спотовые цены
опустились до нынешнего уровня в $45 за фунт закиси–окиси. На спотовом рынке
продается лишь около 10% всего природного урана. Но эти котировки во многом
влияют и на цены поставок по долгосрочным контрактам. Мы считаем, что в
ближайшие годы ситуация должна измениться и цены снова пойдут вверх. В
противном случае рынок в будущем может столкнуться с дефицитом урана. Нынешний
уровень цен не позволяет развивать многие проекты и вести геологоразведку.
— Активные покупки АРМЗ — это стремление монополизировать рынок
урана и хорошо на нем заработать или не хватает своего сырья?
— По запасам мы занимаем второе место в мире. Однако высокая себестоимость
разработки многих месторождений не позволяет эффективно развивать их при
текущем уровне цен. Поэтому мы заинтересованы в приобретении активов с
конкурентной себестоимостью добычи, в первую очередь в африканских
государствах.
— Какова стратегия России на мировом урановом рынке?
— Госкорпорация «Росатом» контролирует примерно 40% мировых мощностей по
обогащению. На рынке природного урана наши позиции пока слабее. Мы хотим
изменить ситуацию и устранить эти диспропорции.
— В прошлом году АРМЗ выкупила доли предпринимателя Василия
Анисимова в казахстанских проектах «Акбастау» и «Каратау», обменяла долю в
последнем на акции Uranium One и заявила о намерении продолжить скупку активов.
К чему стремитесь? Обогнать BHP Billiton и стать первой по
запасам?
— Задача сложнее. Каждая компания, как правило, старается восполнить
отсутствие той или иной необходимой для конкурентоспособности составляющей. У
нас в России есть уникальные урановые месторождения, например Эльконский рудный
узел. По своим запасам он уступает только австралийскому Olympic Dam, а вот по
себестоимости добычи не является наиболее привлекательным. В связи с этим нам
надо диверсифицировать свою минерально–сырьевую базу.
— Каким образом? И какова цель?
— У нас есть все возможности войти в первую тройку компаний по объемам
добычи. По себестоимости мы должны как минимум находиться в первой четверке
производителей. Это позволит решать стратегические задачи развития атомной
отрасли. А именно: снабжать подразделения «Росатома» сырьем для производства
топлива для строящихся станций в России и за рубежом, одновременно оставаясь
одним из крупнейших игроков на рынке природного урана. «Росатом» — крупнейший
игрок на рынке обогащения и топлива для АЭС. При этом так сложилось в 90–е гг.,
что доля России на рынке природного урана была существенно ниже, чем доля в
конверсии. Задача — сбалансировать эту ситуацию и, повышая производительность
труда, войти в число лидеров. Прирост по добыче в минувшем году составил более
25%. За счет увеличения добычи на наших российских и казахстанских
предприятиях, а также благодаря прошлогодним сделкам слияний и поглощений.
— И средства, полученные в результате допэмиссии компании в пользу
«Росатома», были направлены на покупки?
— Да, на диверсификацию минерально–сырьевой базы, на приобретение зарубежных
активов.
— Кризис, наверное, облегчил вам переговоры…
— Инвестиции в урановую отрасль носят стратегический характер. В этом смысле
кризис не оказал такого немедленного влияния на рынок [урана], как, скажем, на
биржевые товары. Но все равно спотовые цены на уран снизились — вышли из игры
хедж–фонды, спекулянты, те участники рынка, которые играли на повышение
котировок. В результате цены на природный уран вернулись к уровням, позволяющим
снабжать энергокомпании и осуществлять инвестиционный процесс в добывающей
отрасли. Недокапитализированные компании, компании–юниоры с рынка исчезли и
выставили свои активы на продажу.
— Сделка по выкупу долей «Эффективной энергии Н. В.» Анисимова в
«Акбастау» и «Каратау» — следствие кризиса?
— Мы согласовывали сделку в самый пик кризиса — в ноябре — декабре 2008 г.
Наши ФПГ приступили к повышению собственной ликвидности, а урановые активы
никогда не были для прежнего собственника профильными. У нас на тот момент в СП
«Акбастау» было 25% плюс 1 акция, у них — 25% минус 1. Мы были заинтересованы в
увеличении своей доли и немедленно приступили к переговорам. После закрытия
сделки мы консолидировали российскую долю в уранодобывающих СП в Казахстане и
стали одним из крупнейших недропользователей в этой стране.
— У казахстанского правительства это вопросов не вызывает? Ведь для
них уран тоже стратегическая отрасль.
— Правительство Казахстана согласовало приобретение этих активов. Мы все
сделки предварительно обсуждаем с нашим стратегическим партнером. Интеграция
продолжается. У России и Казахстана много совместных проектов в атомной отрасли
— в частности, у АРМЗ в этой стране есть добывающие предприятия «Акбастау» и
«Заречное».
— Новые проекты с «Казатомпромом » планируете?
— Да. Сейчас сложно сказать, каким будет следующий шаг, но ряд вариантов
рассматривается.
— А с Uranium One сложно было договориться?
— Эта сделка долго готовилась. В отличие от рынка золота на урановом не так
много интересных объектов для поглощения. Поэтому, в принципе, все игроки друг
друга знают и ведут переговоры. Переговоры с Uranium One вела еще «Эффективная
энергия Н. В.» до того, как была куплена нами. Наши переговоры с канадской
компанией заняли почти год. В связи с тем, что это одна из первых наших сделок,
нам, конечно, пришлось потратить достаточно много времени на разъяснение нашей
роли и нашей стратегии.
— Покупка Khan Resources продвигается гораздо сложнее. Менеджмент
компании считает, что вы предложили очень мало. Как вы рассчитывали
цену?
— Мы не считаем, что цена занижена. Фактически мы предложили двойную цену за
акции Khan — 0,65 канадского доллара за штуку. Это означает премию в размере
103% по сравнению со средневзвешенной ценой на акции Khan Resources за период в
20 торговых дней до объявления о нашем предложении. Наших соседей по этому
участку — Western Prospector — китайские инвесторы купили с премией порядка
70%. Мы не только проводили самостоятельную оценку, но и активно работали с
инвестбанками, тщательно проанализировали финансовые модели, которые Khan
представила своим акционерам. В результате у нас появились серьезные вопросы.
Это месторождение разведывалось советскими геологами. В его разработке
принимало участие много ныне работающих на ППГХО специалистов. Мы считаем, что
в модели Khan не до конца учтены проблемы, связанные с инфраструктурой,
например с доставкой серной кислоты, обеспечением водой, прочие аспекты. В
связи с этим мы полагаем, что предложили значительную премию, и настаиваем на
том, что цена справедлива.
— Объясните, для чего вы сделали канадской Khan предложение, если у
вас есть договоренности на правительственном уровне о том, что Дорнодское
месторождение урана будет разрабатывать СП АРМЗ и «Монатома» — «Дорнод
уран»?
— Лицензия на это месторождение принадлежит Центрально–Азиатской урановой
компании, в которой у нас всего 21%. Еще 21% — у монгольской стороны, а 58% — у
Khan. Поэтому мы с монгольской стороной договорились о приобретении компании,
чтобы дальше осваивать месторождения Дорнодского ураново–рудного района.
— Как расценивать недавнее заявление Khan о подписании меморандума с
государственной компанией «Монатом», в соответствии с которым Khan вернут
лицензии на геологоразведку и даже конвертируют геологоразведочную лицензию в
добычную, будет создано канадско–монгольское СП для разработки того же
Дорнодского месторождения без участия России или с серьезным сокращением доли
России в месторождении?
— Правительство Монголии недавно подтвердило, что в документе есть
положения, противоречащие закону и политике Монголии, а потому реализовать его
будет невозможно. Заявления Khan о договоренности по созданию СП и получению
лицензий на недропользование в отношении уранового месторождения Дорнод не
соответствуют действительности и вводят в заблуждение рынок и инвестиционное
сообщество. Правительство Монголии заключение упомянутого меморандума не
одобряло. В соответствии с законодательством Монголии об атомной энергии
лицензии не будут переоформлены до фактической передачи в собственность
Монголии не менее 51% акций в уранодобывающей компании. Упомянутый меморандум
не имеет юридической силы, не согласован советом директоров компании «Монатом»,
а также подписан вопреки международным обязательствам Монголии по совместному с
Россией развитию месторождения Дорнод согласно межправительственному соглашению
о создании совместной компании с ограниченной ответственностью «Дорнод уран» от
25 августа 2009 г.
— Khan сообщала, что у компании есть договоренность с китайской CNNC
о продаже всех акций по цене в полтора раза выше предложенной вами. В ответ вы
будете повышать свое предложение?
— Технически мы продлили срок своего предложения о покупке акций Khan
Resources до 1 марта. Необходимо оценить обстановку и принять решение, как при
существовании конкурирующего предложения CNNC реализовать сделку на коммерчески
выгодных условиях и в пределах справедливой стоимости. Если рассматривать
ситуацию с точки зрения мировой уранодобычи, мы — часть «Росатома», госкомпания
с огромными запасами урана и предприятиями на трех континентах земли,
сотрудничаем и продолжаем сотрудничество с Монголией на взаимовыгодной
межгосударственной основе. Но когда вдруг небольшая канадская компания
вмешивается и решает поиграть в спекулятивную игру, начинается иной
разговор.
— Вы упомянули, что правительство помогло АРМЗ в переговорах по
казахским проектам. Рассчитываете ли на помощь в Монголии?
— Еще раз подчеркну, что госкорпорация «Росатом» и ее уранодобывающий
дивизион ОАО «Атомредметзолото» действовали и действуют в рамках существующих
договоренностей между главами государств и правительствами России и
Монголии.
— У АРМЗ уже есть план дальнейших покупок?
— Мы не одни на рынке слияний и поглощений и вынуждены учитывать
конкурентную среду. Компания Cameco только что продала свои золотодобывающие
активы, выручив сотни миллионов долларов. Часть активов продала и Areva. В
результате наши конкуренты имеют значительные ресурсы для дальнейшей экспансии.
Наша стратегия не является уникальной. Areva тоже диверсифицирует свою
минерально–сырьевую базу, расширяет международное присутствие. Cameco в связи с
рядом проблем с освоением собственных месторождений также рассматривает
возможности диверсификации своей базы. Мы ведем переговоры со множеством
участников рынка, но процесс очень непростой. Тем не менее мы твердо стоим на
своем пути. Хотя для российской госкомпании на рынке слияний и поглощений
существует множество барьеров. Один из них — корпоративное законодательство. В
Австралии и Канаде при приобретении определенного пакета вам необходимо делать
предложение о консолидации всей компании. Для этого нужна поддержка совета
директоров, множество других процедур. Как российская госкомпания, мы все наши
приобретения должны согласовывать с регуляторами тех стран, где расположены
активы компаний, акции которых мы хотели бы купить. Например, для реализации
сделки с Uranium One мы получали одобрение регуляторов в Казахстане, Австралии,
США и Канаде.
— А с кем–то конкретно уже переговоры ведутся?
— Мне не хотелось бы называть эти компании, так как мы связаны соглашениями
о конфиденциальности.
— С кем приходится конкурировать на рынке слияний, кроме Areva и
Cameco?
— С корейскими, китайскими, индийскими, японскими компаниями. В некоторых
случаях даже с компаниями–юниорами. Проще сказать, кто не является
конкурентами. Хорошо известно, какие программы развития атомной отрасли
объявлены в Юго–Восточной Азии. Строительство сотен энергоблоков подразумевает
гарантии ресурсного обеспечения. Между тем сырьевых ресурсов в этих странах
недостаточно. Поэтому идет жесточайшая конкуренция.
— Каковы конкурентные преимущества АРМЗ в этой битве?
— Во–первых, мы часть госкорпорации «Росатом», имеющей колоссальную
программу строительства АЭС в России и за рубежом. Таким образом, мы можем
гарантировать стабильный спрос на природный уран. Во–вторых, мы являемся
горнодобывающей компанией, а не финансовым инвестором, мы добываем уран всеми
существующими способами: шахтным, кучным выщелачиванием, скважинным подземным
выщелачиванием, добываем при температуре –50 С. В нашей структуре есть
крупнейшее проектное предприятие — ВНИПИпромтехнологии. Мы приходим со своей
экспертизой, с необходимыми ресурсами. У «Росатома» около 40% мировых мощностей
по обогащению. Поэтому, приходя в уранодобывающий актив, мы потенциальному
приобретателю урана обеспечиваем и обогащение. А это критически важные
технологии, которыми обладает лишь ограниченное число стран.
— А на новые покупки дополнительные деньги от «Росатома» АРМЗ нужны?
В 2009 г. компания получила 50 млрд. руб., а затем еще 14,2 млрд. руб. Можно
ожидать новых допэмиссий?
— Фактическое финансирование нашей инвестпрограммы из федерального бюджета
при выборе активов и путей реализации сделок налагает особую ответственность.
Для нас главное, чтобы осуществляемые нами сделки были экономически эффективны
и создавали дополнительную стоимость для наших акционеров. Примером может
служить сделка по приобретению «Эффективной энергии Н. В.» и последующий обмен
части ее активов на пакет акций Uranium One. В январе биржевая стоимость
полученных нами 117 млн. обыкновенных акций Uranium One превышала $390 млн. С
учетом $90 млн. денежной компенсации, полученных в рамках сделки от канадской
компании, сделка уже себя окупила. А ведь помимо доли в ТОО «Каратау» мы,
приобретя «Эффективную энергию Н. В.», также получили 25% минус 1 акция
«Акбастау», консолидировав тем самым российскую долю в этом динамично
развивающемся СП. В результате коммерческая эффективность этих сделок
очевидна.
— Похоже, АРМЗ выгодно оставаться частью «Росатома», а не
становиться публичной компанией?
— Можно стать публичной компанией, оставаясь частью «Росатома». Например, в
ППГХО нам принадлежит лишь порядка 79% акций. Урановому холдингу АРМЗ,
безусловно, выгоднее, чтобы как минимум контрольный пакет принадлежал
государству.
— А остальное может быть предложено инвесторам на
бирже?
— Мне трудно говорить. Мы действуем в рамках законодательства об атомной
промышленности, которое предполагает, что наша компания принадлежит
государству.
— Такое положение вещей может измениться?
— Пока такой надобности нет. Компания становится публичной, когда нуждается
в средствах, имеет не такую, как у нас, стратегию. Сегодня все необходимые
предпосылки для развития компании обеспечены государством. АРМЗ — единственная
горнодобывающая компания, на 100% принадлежащая государству. Плюс мы часть
госкорпорации, которая сегодня находится на острие инновационного развития
экономики. Более того, мы прибыльная компания — и государству нет никакого
смысла отказываться от этой прибыли. Поэтому на сегодня каких–либо веских
причин продавать часть нашей компании частным инвесторам я не вижу.
— Вы каким–то образом оценивали компанию, она стоит
сколько?
— Цифры не являются официальными, и нет смысла их называть. Но мы считаем,
что это миллиарды долларов.
— Пока вы единственная уранодобывающая компания в России. У вас
могут появиться конкуренты?
— Почему нет? Есть ряд компаний, которые работают над получением
соответствующих лицензий. Конечно, это непросто, но это нигде не бывает просто.
Например, в Австралии количество таких лицензий в принципе ограничено. Оформить
лицензию в США — это годы, годы и годы. Мы в какой–то степени заинтересованы в
появлении партнеров с лицензией на добычу урана, ведь у нас есть сложные
месторождения. В нашей компании работает более 14 000 человек, масштаб нашего
бизнеса с каждым годом расширяется. С новыми игроками нам будет легче
разрабатывать небольшие объекты. У нас уже есть опыт сотрудничества:
месторождение Лунное мы развиваем вместе с компанией «Золото Селигдара». Это
одна из крупнейших артелей, великолепный оператор на объекте. Мы показываем
бизнес–сообществу, что такие государственно–частные партнерства могут быть
реализованы. Чем больше таких компаний, тем легче нам будет развивать
минерально–сырьевую базу нашей страны.
— Кто мог бы стать вашим партнером по разработке Эльконского
уранового месторождения?
— Мы вели переговоры с разными компаниями, в том числе и с российскими.
Сегодня нас в первую очередь интересуют стратегические игроки на рынке.
Например, компания Mitsui . Сотрудничество с такими игроками позволит
«Росатому» расширить свое присутствие на рынке продуктов более высокого
передела. Мы не торопимся с выбором партнера, каждый день нашей работы должен
увеличивать капитализацию проекта и стоимость вхождения в него инвестора.
— Сколько сейчас урана АРМЗ поставляет «Росатому» и сколько
продается на рынок?
— Прежде всего мы обеспечиваем потребности российской атомной отрасли — это
наша приоритетная задача. Однако, если наша добыча опережает потребности
«Росатома», мы можем продавать излишки на внешнем рынке. На мировой рынок
природного урана мы вышли в прошлом году. В 2009 г. доля поставок в адрес
«Техснабэкспорта » в общем объеме продаж составила порядка 12%, ТВЭЛа — более
70%, оставшаяся часть товара была реализована рыночным игрокам.
— Как определяется цена поставок структурам «Росатома»?
— Сегодня при формировании цены мы уже ориентируемся на рыночные котировки,
а с 2011 г. мы планируем перейти полностью на рыночные отношения.
— Что будет с урановым бизнесом и с АРМЗ, когда мировые запасы урана
подойдут к концу?
— Для нас принципиально сохранение цен на уран возле уровней, позволяющих
финансировать в полном объеме необходимые геологоразведочные работы и
строительство новых предприятий. В этом случае говорить о дефиците природного
урана в ближайшие десятилетия не приходится.
— Вы работали в частных компаниях. В госкомпании
сложнее?
— Мне лично интереснее, а если интереснее, значит, и сложнее. Я считаю, что
переход из негосударственной в государственную компанию — это ступенька вверх.
Прежде всего за счет масштаба задач. Вместе с тем делать многие вещи здесь
проще. Масса и государственная машина дают уверенность в завтрашнем и даже в
послезавтрашнем дне. Школа, которую ты получаешь в негосударственном бизнесе,
очень интересна в применении в госкомпании. Это естественный процесс — переход
с одной ступеньки на работу в крупную госкомпанию, такую как «Росатом» или
АРМЗ.
Из России
Структуры En+ Олега Дерипаски недавно получили лицензию на добычу урана,
сообщил представитель компании. Своих урановых активов у En+ пока нет, но
компания ведет переговоры с АРМЗ о создании СП. Это подтвердил представитель
АРМЗ. Детали переговоров стороны не раскрывают. Ведомости
Газета Ведомости, 9 февраля 2010 г