Механизм take-or-pay в мировой практике придуман исключительно для взаимовыгодной гарантии возврата инвестиций. Он снижает инвестиционные риски поставщика, а подключающийся к инфраструктуре потребитель свободен от дополнительной страховочной части платежа. Однако, по мнению бизнеса, отечественные электросетевые монополисты решили за счёт инвестиционного механизма финансировать текущие операционные затраты. Об этом в колонке директора Ассоциации «Сообщество потребителей энергии» Валерия Дзюбенко.
Перед началом чтения разрешите сделать небольшое
отступление, не имеющее прямого отношения к теме: в интернете можно прочитать,
как в Германии поступают с нарушителями скоростного режима. На первый раз –
штраф. При повторном превышении скорости сумма увеличивается, а вот за третье
нарушение водителя лишают прав и получить их назад можно только после сдачи
когнитивного теста, поскольку считается, что повторяющиеся попытки пойти против
здравого смысла могут говорить о более серьёзной проблеме, чем
невнимательность.
В конце прошлого года Минэнерго России снова гальванизировало многократно
похороненный принцип «бери или плати», который предполагает оплату услуг по
передаче электроэнергии по величине максимальной мощности присоединения к сети,
тот есть, вне зависимости от факта их оказания.
Проект призван оживить 10−летнюю дискуссию о введении доплат сетевой
монополии за содержание так называемого «резерва мощности». За это время
инициатива неоднократно отклонялась правительством, получала отрицательные
заключения по итогам оценки регулирующего воздействия и содержательную критику
от бизнеса.
Новая версия проекта стала предельно радикальной и прямолинейной. Если ранее
предлагалась доплата в виде доли от тарифа, учитывались потребности
категорийных потребителей, выполняющих требования по наличию резервного питания
опасных промышленных объектов, особенности протяженных объектов железнодорожной
инфраструктуры, то теперь всем без исключения новым потребителям мощностью
более 670 кВт предлагается платить полный тариф. Перспектива
распространения этого обязательства на всех существующих потребителей тоже
рассматривается.
Вину за внезапную суровость и незамысловатость формулировок разработчик
возложил на самих потенциальных «жертв» регуляторного насилия – промышленных
потребителей, которые отвергли предложенный ранее более мягкий вариант.
Странная риторика, поскольку в 2021 году, когда отраслевые игроки практически
договорились о возможности введения «третьей» ставки тарифа, учитывающей
затраты сетевой компании на содержание незагруженной мощности по разумным
обоснованным расценкам, т.е. проект стал более сбалансированным и максимально
отвечающим заявленным целям, его вдруг отвергла сама сетевая монополия, а вовсе
не потребители.
Почему отвергла гадать не приходится.
Но прежде, чем продолжить, позвольте ещё одно отступление, не
имеющее отношения к теме. Сергей Довлатов писал: «В разговоре с женщиной есть
один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к
логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук
твоего голоса».
Очевидно, что заявленная цель – справедливое перераспределение тарифного
платежа между потребителями с нулевым выигрышем для сетей, не совпала с их
желанием искусственно улучшить свое финансовое положение в обход ограничений на
индексацию тарифов, без увеличения объема и качества услуг.
В 2021 году участники рабочей группы, созданной при Минэнерго России по
поручению вице-премьера Александра Новака, пришли к выводам, которые указывали
на нестыковки в доводах сетевой монополии, лежавших в обосновании
документа:
1. Сетевые мощности в России загружены не
меньше, чем в остальном мире. Миф о низкой загрузке и недостаточной окупаемости
сетевого строительства для индустриальных объектов не подтвердился и оказался
справедлив только в отношении льготного технологического присоединения жилой
застройки, да и то лишь отчасти.
2. Сеть не проектируется и не строится под
одновременную загрузку всех потребителей, её фактическая пропускная способность
существенно, нередко в разы ниже, чем суммарная максимальная мощность всех
подключенных потребителей.
3. Оценка полноты использования мощности по
среднемесячной загрузке некорректна, поскольку не учитывает кратковременные, но
существенные пиковые периоды, например, пусковые нагрузки, которые длятся
несколько минут или даже секунд. То есть, на практике мощность используется,
запас максимальной мощности является не прихотью, а проектным решением, отказ
от него технически невозможен, поскольку станет нарушением требований
безопасности – перегрузки приведут к авариям.
4. Справедливое перераспределение тарифного
платежа между потребителями с нулевым выигрышем для сетей потребует изъятия
избыточного дохода сетевой монополии. Но на практике оно возможно только через
1,5 – 2 года, когда данные дополнительные доходы будут учтены в регулировании.
Потребители бы просто безвозмездно прокредитовали бы сети на 1,5−2 года.
Впрочем, даже и на отложенный возврат дополнительного дохода рассчитывать не
приходится – реального снижения или перебалансировки тарифа не произойдет,
поскольку сети вполне законно потребуют от регуляторов возместить регуляторный
долг прошлых периодов (выручку, недополученную из-за ограничения роста
тарифов), составляющий порядка 350 млрд рублей.
Но даже если допустить стремление регуляторов и сетевой монополии вернуться
в прошлое и возобновить дискуссию, выбранный способ выглядит весьма
экстравагантно. Логика подсказывает, что если более мягкий вариант не прошёл,
даже несмотря на разнообразные высокие поручения и более комфортные
экономические условия, на чем основана убежденность в жизнеспособности
максимально жесткого для потребителей варианта в непростой экономический
период?
Позвольте в третий раз сделать отступление. «Бессмысленно делать
то же самое и надеяться на другой результат», — эту фразу приписывают Марку
Твену, Альберту Эйнштейну и Франклину Рузвельту. То, что автором афоризма была
феминистка Рита Мей Браун, не умаляет достоинства сказанного.
Принцип «take-or-pay» всё это время существовал на оптовом рынке
генерирующей мощности. КОМ, ДПМ и прочие договоры – это самый настоящий
«take-or-pay»: не важно сколько мощности потребляет экономика, вся она должна
быть полностью оплачена. Результаты известны – неуклонный рост платежа,
надбавок и падение эффективности. «Take-or-pay» убивает стимулы своевременно
ремонтировать и максимально загружать объекты. В результате ОРЭМ сейчас
движется к постепенному отказу от этого принципа и переходу к оплате по
фактической загрузке – максимальную плату получают наиболее загруженные
электростанции. В регулировании сетей почему-то предлагается двигаться в
противоположном направлении.
Сам механизм take-or-pay в мировой практике придуман исключительно для
взаимовыгодной гарантии возврата инвестиций, а не для оплаты всех текущих
операционных затрат. Он, по сути, снижает инвестиционные риски поставщика, что,
в свою очередь, позволяет ему не возлагать дополнительную страховочную часть
платежа на потребителей, подключающихся к инфраструктуре на таких условиях. Это
как в банковской ставке по кредиту всегда есть риск невозврата, но для надежных
заемщиков процент может быть снижен. Механизм имеет конечные сроки достижения
окупаемости инвестиций. Однако в исполнении отечественных монополистов основной
решаемой проблемой механизма указывается именно необходимость обеспечения
затрат на поддержание работоспособности электросетевого комплекса, в постоянном
бессрочном режиме. В итоге получается такое доморощенное ноу-хау, превращающее
платеж естественной монополии в ренту.
Очевидно, что отбор сетевой инфраструктурой средств у промышленности на
этапе входа в проекты является заградительной мерой для инвестиций. Запуск
новых производств, импортозамещение, рост высокотехнологичных производств и
т.п. – расходы на эти рискованные и затратные процессы для промышленных
предприятий могут стать неподъёмными.
А какие выгоды для общества, промышленности или действующих потребителей
предполагаются при этом? Тарифы не снижаются, доступность инфраструктуры не
увеличивается, надежность энергоснабжения не повышается, то есть только чистые
экономические потери.
Проблема сетевой компании не в отсутствии желания потребителей стать
идеальными, потреблять мощность ровным графиком по заявленному максимуму, и не
в мнимой недозагрузке мощностей. Вопрос ответственности потребителей за
заявляемую при технологическом присоединении мощность уже решили включением
платежа за инвестиционную составляющую в плату за технологическое присоединение
с июля 2024 года. Никаких обоснований почему спустя полгода потребовалось
добавлять к этому новые ужесточения разработчики не дали.
Проблема у сетей не в ответственности промышленных потребителей, а совсем в
другом — в регуляторном долге, высокой и дорогостоящей долговой нагрузке, а
также неэффективности льготных механизмов, применяемых для жилой застройки и
небольших потребителей с максимальной мощностью до 150 кВт. Исторически
сложившееся избегание проблемного вопроса индексации тарифов со стороны
региональных властей, десятилетиями нерешаемую проблему перекрестного
субсидирования почему-то предлагается компенсировать за счет удвоения тарифной
нагрузки на бизнес, который всегда платит полным рублём и нередко не только за
себя.
И последнее на сегодня отступление.
«Из-под моста выплыл Иа-Иа.
— А что же ты там делаешь? — спросил Кролик.
— Можешь отгадывать до трех раз, Кролик. Рою землю? Неправильно.
Прыгаю по веткам молодого дуба? Нет, неправильно. Жду, чтобы мне кто-нибудь
помог выбраться из реки? Теперь правильно! Дайте Кролику время подумать, и он
всегда все отгадает». Это из сказки Алана Милна про Винни-Пуха в переводе Б.
Заходера.
В этой ситуации ответ на вопрос, стоит ли сетевой компании рассчитывать на
взаимность со стороны реального сектора экономики, или разработчикам очередной
версии проекта «take or pay» нужно взять время и подумать о негативных
сценариях предлагаемой модели в виде выхода новых проектов крупной
промышленности из энергосистемы, представляется очевидным.